Неточные совпадения
Городничий (вытянувшись и дрожа всем телом).Помилуйте, не погубите! Жена, дети маленькие… не
сделайте несчастным человека.
— Била! Да что вы это! Господи, била! А хоть бы и била, так что ж! Ну так что ж? Вы ничего, ничего не знаете… Это такая
несчастная, ах, какая
несчастная! И больная… Она справедливости ищет… Она чистая. Она так верит, что во всем справедливость должна быть, и требует… И хоть мучайте ее, а она несправедливого не
сделает. Она сама не замечает, как это все нельзя, чтобы справедливо было в
людях, и раздражается… Как ребенок, как ребенок! Она справедливая, справедливая!
— Не выношу кротких!
Сделать бы меня всемирным Иродом, я бы как раз объявил поголовное истребление кротких,
несчастных и любителей страдания. Не уважаю кротких! Плохо с ними, неспособные они, нечего с ними
делать. Не гуманный я
человек, я как раз железо произвожу, а — на что оно кроткому? Сказку Толстого о «Трех братьях» помните? На что дураку железо, ежели он обороняться не хочет? Избу кроет соломой, землю пашет сохой, телега у него на деревянном ходу, гвоздей потребляет полфунта в год.
— Я знаю это дело. Как только я взглянул на имена, я вспомнил об этом
несчастном деле, — сказал он, взяв в руки прошение и показывая его Нехлюдову. — И я очень благодарен вам, что вы напомнили мне о нем. Это губернские власти переусердствовали… — Нехлюдов молчал, с недобрым чувством глядя на неподвижную маску бледного лица. — И я
сделаю распоряженье, чтобы эта мера была отменена и
люди эти водворены на место жительства.
И он вспомнил свое вчерашнее намерение всё сказать ее мужу, покаяться перед ним и выразить готовность на всякое удовлетворение. Но нынче утром это показалось ему не так легко, как вчера. «И потом зачем
делать несчастным человека, если он не знает? Если он спросит, да, я скажу ему. Но нарочно итти говорить ему? Нет, это ненужно».
Когда башкирам было наконец объявлено, что вот барин поедет в город и там будет хлопотать, они с молчаливой грустью выслушали эти слова, молча вышли на улицу, сели на коней и молча тронулись в свою Бухтарму. Привалов долго провожал глазами этих
несчастных, уезжавших на верную смерть, и у него крепко щемило и скребло на сердце. Но что он мог в его дурацком положении
сделать для этих
людей!
Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых единых стариков и не случайно вовсе, а существует как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный для хранения тайны, для хранения ее от
несчастных и малосильных
людей, с тем чтобы
сделать их счастливыми.
— Вместо того чтоб губить
людей, вы бы лучше
сделали представление о закрытии всех школ и университетов, это предупредит других
несчастных, — а впрочем, вы можете
делать что хотите, но
делать без меня, нога моя не будет в комиссии.
— Я это больше для солдата и
сделал, вы не знаете, что такое наш солдат — ни малейшего попущения не следует допускать, но поверьте, я умею различать
людей — позвольте вас спросить, какой
несчастный случай…
Никто не знает, что
делает другого
человека счастливым или
несчастным.
— Совсем
несчастный! Чуть-чуть бы по-другому судьба сложилась, и он бы другой был. Такие
люди не умеют гнуться, а прямо ломаются. Тогда много греха на душу взял старик Михей Зотыч, когда насильно женил его на Серафиме. Прежде-то всегда так
делали, а по нынешним временам говорят, что свои глаза есть. Михей-то Зотыч думал лучше
сделать, чтобы Галактион не
сделал так, как брат Емельян, а оно вон что вышло.
— Нечего сказать, хороша мука. Удивительное это дело, Флегонт Васильич: пока хорошо с женой жил — все в черном теле состоял, а тут, как ошибочку
сделал — точно дверь распахнул. Даром деньги получаю. А жену жаль и ребятишек.
Несчастный я
человек… себе не рад с деньгами.
Человек, ехавший на дрожках, привстал, посмотрел вперед и, спрыгнув в грязь, пошел к тому, что на подобных улицах называется «тротуарами».
Сделав несколько шагов по тротуару, он увидел, что передняя лошадь обоза лежала, барахтаясь в глубокой грязи. Около
несчастного животного, крича и ругаясь, суетились извозчики, а в сторонке, немножко впереди этой сцены, прислонясь к заборчику, сидела на корточках старческая женская фигура в ватошнике и с двумя узелками в белых носовых платках.
— Жертв! — произнесла, сложив губки, Евгения Петровна. — Мало ему без вас жертв? Нет, просто вы
несчастные люди. Что ты, что Розанов, что Райнер — все вы сбились и не знаете, что
делать: совсем
несчастные люди.
Все, что теперь происходило в собрании с этими развинченными, возбужденными, пьяными и
несчастными людьми, совершалось быстро, нелепо, и непоправимо. Точно какой-то злой, сумбурный, глупый, яростно-насмешливый демон овладел
людьми и заставлял их говорить скверные слова и
делать безобразные, нестройные движения.
— Да, — отвечала ей графиня, — мне помнится, что я что-то слышала об этой твари… Она, как мне говорили,
сделала несчастным честнейшего
человека.
— Конечно!.. — не отвергнула и адмиральша, хотя, по опыту своей жизни и особенно подвигнутая последним страшным горем своим, она начинала чувствовать, что не все же бог устраивает, а что надобно
людям самим заботиться, и у нее вдруг созрела в голове смелая мысль, что когда Егор Егорыч приедет к ним в воскресенье, то как-нибудь — без Сусанны, разумеется, — открыть ему все о
несчастном увлечении Людмилы и об ее настоящем положении, не утаив даже, что Людмила боится видеть Егора Егорыча, и умолять его посоветовать, что тут
делать.
Ведь это только с непривычки кажется, что без судов минуты нельзя прожить; я же, напротив того, позволяю себе думать, что ежели
люди перестанут судиться, то это отнюдь не
сделает их
несчастными.
Начнет с родителей, потом переберет всех знакомых, которых фамилии попадутся ему на язык, потом об себе отзовется, что он
человек несчастный, и, наконец, уже на повторительный вопрос: где вы были? — решится ответить: был там-то, но непременно присовокупит: виделся вот с тем-то, да еще с тем-то, и сговаривались мы
сделать то-то.
Ей особенно нравилась легенда о китайском черте Цинги Ю-тонге; Пашка изображал
несчастного черта, которому вздумалось
сделать доброе дело, а я — все остальное:
людей обоего пола, предметы, доброго духа и даже камень, на котором отдыхал китайский черт в великом унынии после каждой из своих безуспешных попыток сотворить добро.
Но
несчастные люди низших сословий, не получающие от существующего порядка никакой выгоды, находящиеся, напротив, вследствие этого порядка в величайшем презрении, они-то, для поддержания этого невыгодного для них порядка сами своими руками вырывающие
людей из семей, вяжущие их, запирающие их в тюрьмы, каторги, стерегущие, стреляющие их, — зачем они это
делают?
И спросите, похвально ли, и достойно ли
человека, и свойственно ли христианину заниматься тем, чтобы опять за деньги ловить
несчастных, заблудших, часто безграмотных, пьяных
людей за то, что они присваивают чужую собственность в гораздо меньших размерах, чем мы ее присваиваем, и убивают
людей не так, как это нами принято
делать, и за это сажать их в тюрьмы, мучить и убивать?
— Не успели
сделать! — злобно переговорил господин Бахчеев. — Чего она не успеет наделать, даром что тихонькая! «Тихонькая, говорят, тихонькая!» — прибавил он тоненьким голоском, как будто кого-то передразнивая. — «Испытала несчастья». Вот она нам теперь пятки и показала, несчастная-то! Вот и гоняйся за ней по большим дорогам, высуня язык ни свет ни заря! Помолиться
человеку не дадут для Божьего праздника. Тьфу!
— У нас теперь нет денег, чтобы купить себе хлеба, — сказала она. — Григорий Николаич уезжает на новую должность, но меня с детьми не хочет брать с собой, и те деньги, которые вы, великодушный
человек, присылали нам, тратит только на себя. Что же нам
делать? Что? Бедные,
несчастные дети!
Барин. Ты меня не узнаешь? О, я давно люблю тебя. Зачем ты
сделала меня
несчастным? Я бросил
людей, бежал в леса и набрал шайку разбойников. Наконец ты в моих руках. Ты будешь моя. О!..
— Я — не один… нас много таких, загнанных судьбой, разбитых и больных
людей… Мы —
несчастнее вас, потому что слабее и телом и духом, но мы сильнее вас, ибо вооружены знанием… которое нам некуда приложить… Мы все с радостью готовы прийти к вам и отдать вам себя, помочь вам жить… больше нам нечего
делать! Без вас мы — без почвы, вы без нас — без света! Товарищи! Мы судьбой самою созданы для того, чтоб дополнять друг друга!
—
Человек, который не знает, что он
сделает завтра, —
несчастный! — с грустью говорила Люба. — Я — не знаю. И ты тоже… У меня сердце никогда не бывает спокойно — все дрожит в нем какое-то желание…
Счастлив хоть одним был он, что его Лиске живется хорошо, только никак не мог в толк взять, кто такой добрый
человек нашелся, что устроил собачью богадельню, и почему на эти деньги (а стоит, чай, немало содержать псов-то) не
сделали хоть ночлежного угла для голодных и холодных
людей, еще более бесприютных и
несчастных, чем собаки (потому собака в шубе, — ей и на снегу тепло). Немало он подивился этому.
Турусина. Вы уж и забыли? Вот прекрасно! Покорно вас благодарю. Да и я-то глупо
сделала, что поручила вам. Вы
человек, занятый важными делами; когда вам помнить о бедных,
несчастных, угнетенных! Стоит заниматься этой малостью!
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще: ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел
сделать после своей
несчастной любви, но чего, конечно, не
сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого
человека она разлюбила и не сумела сберечь его для себя: это месть еще человеческая; но ведь ваша братья мужья обыкновенно в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
Тогда была другая мерка: от
человека требовали, чтобы «никого не
сделать несчастным», и этого держались все хорошие
люди, а в том числе и доктор Зеленский.
Все это вместе представляло такую отвратительную картину беспорядка и разрушения, что Зарецкой едва мог удержаться от восклицания: «Злодеи! что
сделали вы с
несчастной Москвою!» Будучи воспитан, как и большая часть наших молодых
людей, под присмотром французского гувернера, Зарецкой не мог назваться набожным; но, несмотря на это, его русское сердце облилось кровью, когда он увидел, что почти во всех церквах стояли лошади; что стойла их были сколочены из икон, обезображенных, изрубленных и покрытых грязью.
— Отлично
сделаешь! — одобрил его Тюменев. — А ты еще считаешь себя
несчастным человеком и за что-то чувствуешь презрение к себе!.. Сравни мое положение с твоим… Меня ни одна молоденькая, хорошенькая женщина не любила искренно, каждый день я должен бывать на службе…
— О да! о да! мне кажется, что этого не будет; вы это верно угадали, — подхватила с полной достоинства улыбкой Ида. — А ведь смотрите: я даже не красавица, Истомин, и что из вас я
сделала?.. Смешно подумать, право, что я, я, Ида Норк, теперь для вас, должно быть, первая красавица на свете? что я сильней всех этих умниц и красавиц, которые
сделали вас таким, как вы теперь… обезоруженным,
несчастным человеком, рабом своих страстей.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец,
сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти
человек, ко когда
сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три
человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи
несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Сусанна. Мы обязаны
делать добрые дела, жить только для себя — нехорошо; надо помогать и ближнему. Ведь это
человек кроткий, нежный, с младенческой душой. Кабы ты послушал, как он рассказывает о своих страданиях! Я плакала, плакала. Он хорош, умен, образован и в таком
несчастном, жалком положении. Ах, как я плакала! Ну, наконец, я не утерпела и приехала.
— Аполлон, — зашептал я лихорадочной скороговоркой, бросая перед ним семь рублей, остававшиеся все время в моем кулаке, — вот твое жалованье; видишь, я выдаю; но зато ты должен спасти меня: немедленно принеси из трактира чаю и десять сухарей. Если ты не захочешь пойти, то ты
сделаешь несчастным человека! Ты не знаешь, какая это женщина… Это — всё! Ты, может быть, что-нибудь думаешь… Но ты не знаешь, какая это женщина!..
— Ну, вот, вот… всегда так! — Иван Платоныч краснел, пыхтел, останавливался и снова начинал говорить. — Но все-таки он не зверь. У кого
люди лучше всех накормлены? У Венцеля. У кого лучше выучены? У Венцеля. У кого почти нет штрафованных? Кто никогда не отдаст под суд — разве уж очень крупную пакость солдат
сделает? Все он же. Право, если бы не эта
несчастная слабость, его солдаты на руках бы носили.
«
Несчастный я, — говорит, —
человек, чтò мне
делать?
Акулина не взглянула на его лицо ни разу, в то время как он молча обувался и одевался, и хорошо
сделала, что не взглянула. Лицо у Поликея было бледно, нижняя челюсть дрожала, и в глазах было то плаксивое, покорное и глубоко-несчастное выражение, которое бывает только у
людей добрых, слабых и виноватых. Он причесался и хотел выйти, жена остановила его и поправила ему тесемку рубахи, висевшую на армяке, и надела на него шапку.
— Что вы так пристально смотрите на меня? Вы не прочтете того, что у меня в душе, — продолжал больной, — а я ясно читаю в вашей! Зачем вы
делаете зло? Зачем вы собрали эту толпу
несчастных и держите ее здесь? Мне все равно: я все понимаю и спокоен; но они? К чему эти мученья?
Человеку, который достиг того, что в душе его есть великая мысль, общая мысль, ему все равно, где жить, что чувствовать. Даже жить и не жить… Ведь так?
— Вот, гляди! — задумчиво текла речь кривого. — Живут в России
люди, называемые — мещане. Кто их
несчастнее? — подумай. Есть — цыгане, они всё бродяжат, по ярмаркам — мужиков лошадями обманывают, по деревням — кур воруют. Может, они и не
делают ничего такого, ну, уж так говорится про них. А мещане хоть больше на одном месте трутся — но тоже самые бесполезные в мире жители…
Время, идущее беспощадно ровно, не останавливаясь там, где хотел бы остановиться подольше
несчастный, живущий минутою
человек, и не прибавляющее шага ни на йоту даже тогда, когда действительность так тяжела, что хотелось бы
сделать ее прошедшим сном; время, знающее только одну песню, ту, которую я слышу теперь так мучительно отчетливо.
Вихорев. Я вам только одно могу на это сказать, что вы меня
делаете несчастным человеком. (Встает.) Извините, что я вас обеспокоил. У вас, вероятно, есть кто-нибудь на примете, иначе я не могу предположить, чтобы вы, любя свою дочь и желая ей счастия, отказали мне. И мне кажется, если б вы меня покороче узнали… но таков уж, видно, русский
человек — ему только бы поставить на своем; из одного упрямства он не подорожит счастьем дочери…
Отец и сын не видели друг друга; по-разному тосковали, плакали и радовались их больные сердца, но было что-то в их чувстве, что сливало воедино сердца и уничтожало бездонную пропасть, которая отделяет
человека от
человека и
делает его таким одиноким,
несчастным и слабым. Отец несознаваемым движением положил руку на шею сына, и голова последнего так же невольно прижалась к чахоточной груди.
Мирович(один).
Несчастные,
несчастные мы с нею существа!.. И что тут
делать, как быть? Хорошо разным мудрецам, удивлявшим мир своим умом, силой воли, характера, решать великие вопросы… Там
люди с их индивидуальностью — тьфу! Их переставляют, как шашки: пусть себе каждый из них летит и кувыркается, куда ему угодно. Нет, вот тут бы пришли они и рассудили, как разрубить этот маленький, житейский гордиев узел!
Он бегал из комнаты в комнату, бранился с женою,
делал отеческие исправления дворецкому, грозился на всю жизнь
сделать уродом и
несчастным повара (для ободрения), звал
человек двадцать гостей, бегал с курильницей по комнатам, встречал в сенях генерала, целовал его в шов, идущий под руку.
— Да как же-с! Из такой возмутительной, предательской и вообще гадкой истории, которая какого хотите, любого западника вконец бы разорила, — наш православный пузатый купчина вышел молодцом и даже нажил этим большие деньги и, что всего важнее, — он, сударь, общественное дело
сделал: он многих истинно
несчастных людей поддержал, поправил и, так сказать, устроил для многих благоденствие.
Молодчина! Так у него и чин есть… Гм… Молодчина! Доброты у него только мало… Все у него дураки, все у него холуи… Нешто можно так? Ежели б я был хорошим
человеком, то я так бы не
делал… Я этих самых холуев, дураков и жуликов ласкал бы… Самый
несчастный народ они, заметьте! Их-то и нужно жалеть… Мало в нем доброты, мало… Гордости нет, запанибрата со всяким, а доброты ни-ни… Не вам понять… Покорнейше благодарю! Век бы целый такую картошку ел… (Подает кастрюльку.) Благодарю…
—
Несчастный я
человек! — стонет он. — Что же я буду
делать? Что?